В статье для Русской службы ВВС киножурналист, кинокритик, член Российской академии кинематографических искусств «Ника» и экспертного совета премии «Белый слон» Ольга Шервуд обратилась к фильму «Землетрясение» Сарика Андреасяна, посвященному разрушительному Спитакскому землетрясению в Армении 1988 года. Рецензия, в которой представлены также воспоминания кинокритика об этих событиях, опубликована в преддверии 28-й годовщины трагедии. Рецензия приводится без изменений и сокращений.
«Новый фильм «Землетрясение» Сарика Андреасяна посвящен катастрофическим событиям в Армении в 1988 году. Еще живы свидетели, родственники жертв, спасатели. Как рассказать о национальной трагедии в кино, чтобы спокойно смотреть им в глаза?
7 декабря 1988 года я писала благодарственное письмо редактору ереванской газеты о кино, где вышел в переводе мой текст об армянских фильмах. В этот момент по радио сообщили о землетрясении в Армении. Сказали — сильное, но катастрофическим не назвали. Я завершила письмо вежливыми, не более, словами сочувствия и поддержки, заклеила конверт и отнесла его в канцелярию ленинградской «Вечерки», где тогда служила. Потом программа «Время» показала руины и горе. Спитак, Ленинакан, Степанаван, Кировакан… почти половина маленькой страны. Помню ощущение отчаянной беспомощности. И стыда за написанное днем.
Лишь спустя 16 лет я оказалась в Армении, на первом кинофестивале «Золотой абрикос». Каждая посиделка с ереванцами неизбежно приводила к рассказам о недавней войне: ее пережили, перетерпели, с ней справились. О землетрясении почти не говорили. Понятно, почему: слишком много жертв, слишком много боли. Чересчур трудно вспоминать. Трагедия накрыла всех и каждого.
Землетрясение навсегда воочию — на кладбищах. Невозможно смотреть без тяжелого вздоха на пять, шесть, семь черных плит с разными портретами, но одной фамилией и датой смерти. На могилах не оставляют цветов: армянское солнце на погостах жжет. Возле них нет никаких заборов и решеток. Все лежат рядом. Как и жили. Как и погибли.
От создателя хитов проката
Когда Сарик Андреасян объявил, что считает делом своей совести снять фильм о землетрясении 1988 года, я не знала, как реагировать. Этот московский режиссер и продюсер известен исключительно так называемыми зрительскими фильмами, рассчитанными на самый непритязательный вкус. Добрые люди называют подобные фильмы добрыми, критики — «низкопробными комедиями» и «душещипательными мелодрамами». Почти каждая картина Андреасяна и его компании — хит проката, а потому его фабрика зрелищ — в лидерах по коммерческой успешности.
И вдруг — рассказ о подлинной трагедии народа. Спустя чуть больше четверти века, когда живы еще непосредственные свидетели. С ними и об этом влегкую говорить не получится. Требуется менять интонацию и инструментарий.
Молодой человек повзрослел, — примерно так рассуждаю я при первых сообщениях о будущем проекте «Землетрясение». — Чувствует моральный долг перед своей родиной. Он наверняка тщательно готовился. Посмотрел множество хроники и документальных фильмов. В российском военном кинематографе есть несколько картин, на которых можно поучиться, как через частный сюжет сказать о всеобщем бедствии… Вдруг получится? А узнав, что к Сарику Андреасяну и его брату Гевонду, тоже продюсеру, присоединился один из виднейших российских профи — продюсер Рубен Дишдишян, работающий в диапазоне от телесериала «Ликвидация» Сергея Урсуляка до сугубо авторской «Сумасшедшей помощи» Бориса Хлебникова (называю из лучшего), — почти успокаиваюсь и просто жду премьеры.
В нужную секунду в нужном месте
Некоторые ожидания оправдались. Впечатления голливудского фильма-катастрофы авторам избежать удалось. Интонация взята верная: драматического повествования без лишнего пафоса.
Пыльно-серо-коричневый колорит изображения ее поддерживает. Никаких особых «эффектов», вмешательство компьютера деликатно и сугубо функционально. Видно необходимое изучение иконографии (в момент землетрясения Андреасяну было всего четыре года, он жил тогда в Ереване). Видно высокое желание сделать честный, а не спекулятивный фильм. Не на продажу. И если получить за него славу, то — «неподкупную», заслуженную.
Но очень быстро обнаруживается, что создатели «Землетрясения» просчитались с инструментарием. Они взяли жесткую конструкцию жанрового фильма. По ходу развития действия герои общаются почти исключительно друг с другом; каждая деталь, которую ярко покажут зрителю, обязательно затем всплывет снова; наличествуют настырно ударные реплики, впоследствии цитируемые рецензентами; персонажи чудесным образом оказываются в нужную секунду в нужном месте…
Авторы старательно укладывали в прокрустово ложе жанра событие, которое заведомо не помещается ни в какие рамки.
Но действия персонажей в четко заданных, постоянных локациях не могут передать масштабнейшей трагедии и всенародного горя. Замкнутость героев друг на друга и «пятачок» событий (пусть и была выстроена большая декорация) ограничивает историю, сколько ни прокладывай основные сюжетные линии кадрами с массовкой и видами сверху.
И лучшее в картине — именно молчаливые проезды-панорамы: люди на фоне руин и гробов штабелями.
Аргумент «публика привыкла к такого рода сюжетам по американскому кино, а мы стараемся для публики» не работает.
Чуткий зритель неизбежно ощущает искусственность построения — притянутость, стянутость перипетий в некий драматургический узел.
Концептуальная ошибка усугублена ученическим мышлением авторов. По драматическому канону в сюжете «нужен враг», о чем простодушно и сказал Сарик Андреасян на пресс-конференции. — «Вот мы и придумали мародеров…». А чтобы «усилить», добавили убийство…
Тоска по братству народов
Подобная работа «на зрителя» означает недоверие к его интеллекту. Не хочу говорить: пренебрежение им.
Дело не в том, были мародеры или нет в реальности. И не в том даже, что их нелепое, неправдоподобное поведение в фильме горько-смешно. Режиссер, вслед за сценаристами, похоже, не понимает главного: в подобном сюжете враг — это сила стихии, ее разрушительные последствия. Персонажи трагедии противостоят собственному горю и отчаянию, а не мелким позорным ворам с пистолетами. Да и сами пистолеты — открыто в советские годы?..
Увы, даже «канонический» сценарий не проработан. Дед Ерем внезапно на третий день достает из-под завала жену целехонькой. Она, не попросив даже воды, слушает, глядя в небо, слова своего старика: «Хорошо будем жить. Со всего света люди приходят нас поддержать. Три тысячи лет жили и еще поживем», — и лишь потом обнимает единственную дочь с новорожденным внуком, стоящую рядом. Невозможно поверить.
Специально не рассказываю основную сюжетную линию. Она полна логически необъяснимых моментов, не жизненна и не искусна. Послушные адепты все того же американского коммерческого кинематографа, создатели «Землетрясения», судя по всему, усвоили и еще один урок: конкретную историю следует догрузить более общим смыслом. Он легко нашелся: человеческая солидарность.
На помощь пострадавшей маленькой Армении пришли люди из разных концов СССР и многих стран мира. Примчавшиеся по-соседски первыми, грузинские врачи в фильме не показаны, но упомянуты. Зрителю предъявлены ростовский крановщик и французский военный… наивно выглядят оба, тут уже не хватило режиссерского мастерства.
Заметим: обертоны фильмов «Землетрясение» и «28 панфиловцев», тоже связанного с историей, с народной трагедией, аналогичны. Авторы обоих произведений тоскуют по утерянному человеческому братству.
Да, нынче из-за конкуренции и страха в ходу буквально ненависть к «другим» и «чужим». Вот и кажется, что прежде повсюду золотел фонтан «Дружба народов». Но разве тихонько не задвинуты в глубину памяти обычные в прошлые годы обидные прозвища и анекдоты — хоть про армянское радио, хоть про бедного чукчу? Многим трудно признать в себе гнездящуюся гадость, называемую бытовой национализм, великодержавный шовинизм. Американское кино, кстати, изо всех сил, порой до абсурда, старается продвигать подлинное равноправие…
Когда директор кладбища сходит с ума
Признаю: рядом со мной девушка проплакала весь фильм. А я не узнаю в нем ни классических черт именно армянского народа, ни города Гюмри (бывший Ленинакан, место действия фильма), где до сих пор полно руин. Не чувствую обязательного для Армении присутствия Всевышнего.
И все же один образ в картине получился настоящим. Более чем благополучный директор кладбища сходит с ума, поскольку нечаянно стал причиной гибели людей: послал их укрыться под арку дома, а та рухнула. В полнейшем самозабвении он находит тела погибших и собирает, свозит их, чтобы уложить рядом на земле, впрягшись в прогулочную допотопную коляску, не заметив лошади, томящейся тут же. Безумны и подлинно трагичны глаза этого человека, прежде обслуживавшего чужое частное горе, а теперь ставшего служителем самой смерти».
